Зачем человеку походы? Зачем ему сознательно погружать себя в нечеловеческие условия, подвергать лишениям, бессмысленным физическим нагрузкам? Только ради мимолётных визуальных наслаждений (ах, горы! ах, озёра!)? Очень хорошо на этот вопрос ответил директор известной дизайн-студии, некто Пётр Банков.

«У меня была негармоничная история в Тибете. Пропасть — наверное, в 1500 метров, и узкая тропа вдоль идет. Страшно до ус...чки. Я посмотрел вниз и понял, что никуда не пойду — ни вперед, ни назад. И вообще хочу, чтобы мне надели памперс, я обос...ся и пошел дальше, лицом к стеночке. И мало того, что тропиночка совсем неприятная, с изгибами, а еще сверху по этой тропиночке фигачит водопад. 

 И так тебе нехорошо, когда слышишь этот звук улетающей воды. И ты идешь выше и выше, а жизнь меняется — голые камни, исчезают насекомые. Но везде запах корицы, и он становится все яснее и сильнее. Снег идет такой японский — огромными хлопьями. Долина смерти, мертвые озера. И ты все движешься, движешься… и когда ты после этого понимаешь, что вечером для счастья в жизни хватает куска хлеба с горячей водой на мяте и кусочка сахара, тебе становится так хорошо и ничего не надо. 

 И тебя не волнует, что эти люди, которые тебе хлеб режут, тут же ломают у тебя на глазах ячье гов..о этими же руками. И вот в этот момент надо еще грамм 50 водки. И ты вынимаешь фляжечку, наливаешь себе грамм 50—100 водки и понимаешь, что счастье — вот оно. И оно состоит из таких простых условий. Счастье — оно совсем маленькое. Будь я Путиным, я бы всех на природу загнал — сделал бы программу по окультуриванию.

 А когда спускаешься — первое счастье, что остался в живых, и оно тебя распирает.»
Кусок хлеба, теплый чай и 50 грамм. Да. Скажу больше. Когда топаешь по горам или занимаешься греблей, когда руки отваливаются и спину ломит, для счастья достаточно передохнуть, сделать привал. 

 Льет дождь, под ногами хлюпает жижа, но вот затрещал костерок, и становится тепло. Опять счастье. Суровое двухразовое питание: завтрак и ужин. К вечеру ты думаешь только о еде. А из еды только миска какой-то похлебки, чашка чая, две печенюшки и ложка сгушенки. По-другому никак: больше продуктов, больше тащить (очень часто вверх под наклоном), больше сил придётся тратить, больше ресурсов восполнять, ещё больше будет хотеться есть. Поэтому еды в походе мало. И вот ты доедаешь последние крошки печенья и испытываешь счастье. 

 Сон — опять счастье. Ледяной родник, в котором можно вымыть грязную голову — снова счастье. 
При этом — странная штука — мы сидим у костра и мечтаем, буквально клянёмся: вот приеду в город, куплю целую пачку печенья, приму горячую ванну и высплюсь. Но пачка печенья на богатом прилавке смотрится убого, ты её покупаешь, почти внушая сам себе, что радуешься. Ешь, съедаешь две печенюшки (походную норму), но не испытываешь счастья. Съедаешь всю — и не то что счастья, даже радости нет, только тупая сытость. Принимаешь ванну, высыпаешься в чистой постели, и опять это воспринимается как данность, как что-то естественно, обыденное, а значит не способное доставлять удовольствие высокого порядка.

 Ну а про жизнь и говорить нечего. «Только потеряв всё до конца, мы обретаем свободу» (с) Чак Паланик